Распятие на контрабасе
В Государственном театре киноактера -- премьера спектакля "Слепи свою маску" режиссера С. Зуева по пьесе Патрика Зюскинда "Контрабас". Она посвящена памяти Анатолия Крупнова -- известного рок-музыканта, руководителя группы "Черный обелиск". Это исповедальный монолог-размышление о человеке и его земном пути. Образ талантливого музыканта-контрабасиста виртуозно создает артист Театра им. Р. Симонова Владислав Демченко.
-- Я скромный человек. Но как музыкант я знаю, что это за почва, на которой я стою. Это Мать-Земля, в которую мы врастаем своими корнями. Это целебный источник, из которого каждый музыкант черпает свои мысли. Я -- это Бас. Вернее, Контр-Бас. А все остальное -- это противоположный полюс. Вернее, все остальное становится противоположным полюсом при помощи моего контрабаса, -- так Владислав Демченко начинает свой спектакль.
...Темная сцена, бездонные загадочные глаза артиста, налаживающего визуальный контакт с крошечным зрительным залом, нервные "думающие" руки, неподражаемая пластика... Владислав мгновенно выстраивает сакральный энергетический мост между сценой и нами, зрителями. Доверие зала безгранично и всеобъемлюще, как на исповеди... Блестящий контрабас на сцене, словно основа мироздания, словно альтер эго самого героя. И золотые струны инструмента, нитями души уходящие в темное небо. По этом струнам, как по солнечному лучу, в конце спектакля герой пойдет у Богу...
А пока... Пока музыкант живет в самом центре большого шумного города. Он умеет слышать музыку в ветре, в кролях уснувших зданий и антеннах, устремленных навстречу звездному небу. Он мыслит образами и звуками -- увертюра к "Полету Валькирии" представляется ему огромной белой акулой, проплывающей в бездонном звучащем хаосе.
Он -- Маэстро, считающий себя ремесленником. Под его окнами кипит жизнь. Там перекресток, на котором сосредоточилось все движение. По средам сюда приезжают мусорщики -- и тогда раздаются эти звонкие удары по 100,2 децибела. "Вагнер во всем Париже не мог найти квартиры, потому что на каждой улице работал кузнец. Кузнец для музыканта -- наиферматнейший из встречающихся звуков: удары молотком по металлу. Прибавьте к этому скрежет повозок по булыжной мостовой, крики рыночных зазывал и постоянные драки революции"... Перекресток под окнами -- крест. Впрочем, это только символ. Потому что истинное распятие контрабасиста -- его инструмент. "Я не знаю ни одного контрабасиста, который пришел бы своему инструменту по доброй воле, -- размышляет герой. -- Удары судьбы отражены на лицах этих людей".
Контрабас -- это даже скорее помеха, а не инструмент. Носить его вы не можете, его надо таскать. Если он упадет, то весь разобьется. В машине он помещается, если только правое переднее сиденье снято. В квартире он торчит как-то по-дурацки. Контрабас напоминает "онегинского дядю", который болен и постоянно жалуется, что за ним никто должным образом не ухаживает. Если у вас гости, то контрабас постоянно вылезает на первый план. Все о нем только и говорят. Если вы решили остаться с женщиной наедине, он стоит тут и за всем наблюдает. Вы сближаетесь, а он взирает. И у вас такое чувство, будто он издевается, насмехается, а это чувство, естественно, передается вашей партнерше. Чего он действительно не любит -- это дождь. И холод тоже. В холод он "съеживается", и тогда вы должны его самое меньшее два часа перед выступлением отогревать. А в декабре приходится отдавать ему свое пальто. Такое сближает. Так рождается Любовь.
... Дороги любви трудны и тернисты. Но если она осенит вас своими крылами, не противьтесь ей, даже если вас ранит меч, скрытый в ее оперении. И если любовь говорит вам, верьте ей, даже если ее голос рушит ваши мечты, подобно тому, как северный ветер опустошает сад. Ибо любовь венчает вас, но она вас и распинает. И герой остро чувствует это: "Мне всегда была нужна женщина, которую я не могу получить... Вот эта маленькая певица в нашем оркестре. Она меня глубоко волнует, эта почти девочка. Меццо-сопрано -- это самое противоположное, что только может себе представить контрабасист. Противоположный полюс, с которым соединяясь контрабас извлекает божественную музыкальную искру. От полюса -- к полюсу. От баса -- к меццо... Туда, наверх. Аллегорически -- в космическое, в бесконечно манящее. Только так возникает музыка".
Ему всегда нужна была женщина, которую он не мог получить. А если это невозможно, то никакой другой вообще не нужно было. Это как ускользающая мечта, химера, вдохновение. Назовите, это как угодно. Как поймать солнечный луч? Как обратить на себя внимание певицы? Красивый голос уже сам по себе одухотворен... "Может быть ткнуть впереди сидящего виолончелиста смычком? --размышляет герой. -- Или контрабас уронить? Или сыграть так потрясающе фальшиво, чтобы все услышали?". Но в том-то все и дело, что перед нами не ремесленник. "Потому что если нужно при помощи фальшивой ноты завязать с ней отношения, чтобы она тебя заметила, то пусть она лучше тебя вообще не заметит..."
В этот переломный момент внутреннего выбора ремесленник становится Маэстро... Он пытается так потрясающе красиво сыграть, как только возможно. И никто-никто этого не слышит. Но сам музыкант в этот миг постигает истину -- его инструмент ограничен лишь нижней нотой. Верхняя граница его возможностей уходит в беспредельность, как и верхняя граница возможностей самого человека. Ведь и на нашем человеческом "инструменте" можно сыграть очень высоко. Так, что окружающие этого уже, возможно, и не услышат. И когда человеку это удается, то его земное странствие подходит к концу. Словно прозрение, звучат в сердце героя слова: "Когда Шуберту было столько же лет, сколько и мне, -- его вот уже три года как не было в живых". Сокровенная гармония, песня вечной любви, переходящая в божественную Тишину.
----------