Включите в себе люстру и работайте надзвездно
Сегодня народному артисту СССР Евгению Рубеновичу Симонову исполнилось бы 70 лет. На вопрос: "Не считаете ли вы, что, как Личность, Симонов обогнал свое время?" -- отвечают его ученики и товарищи по театру.Михаил УЛЬЯНОВ, народный артист СССР- Для меня Симонов прежде всего был другом. По жизни, по искусству, мы вместе начинали, вместе работали. Он был близким человеком, мы много переговорили, много погуляли, много пооткрывали для себя -- что-то удалось, что-то нет Симонов прожил два этапа своей жизни. Первый, когда он ставил "Иркутскую историю", "Город на заре" -- это были пики его взлетов и соответствие его романтического мира и времени. Он был романтиком, витающим в каких-то своих облаках, в мире, который далеко не каждому понятен . и нужен. И поэтому, когда в 70-е годы началась эпоха жесткого реализма, когда начался период анализа действительности, образов, характеров, Евгений Рубенович растерялся. Потому, что от него время требовало другое. Он был прав и не прав. Прав, так как его мир был создан его видением театра, актерства, искусства вообще. Его театр -- театр поэтический. Он сам был щедро одарен природой, прекрасно писал стихи, замечательно играл на рояле, великолепно пел. А не прав потому, что когда начались жесткие времена, Евгений Рубенович продолжал говорить так, как это было им принято, а его, все меньше и меньше понимали.
Я не берусь судить, обогнал он время или нет. Но знаю, что у него были счастливейшие периоды, когда он был созвучен времени, и трудные -- когда требовалось одно, а он мог предложить только свое, другое.Василий ЛАНОВОЙ, народный артист СССР
-- Он жил в своем времени, в котором вектор общепринятого времени не существовал. Есть люди, которые живут в своем мире и не до и не после. Он был лирик, ему были непонятны и неприятны социальные вопросы, он в них зачастую ничего не понимал. Евгений Рубенович был "белой вороной" в социальных драках и конфликтах. И его самого понимали не всегда, что, впрочем, не умаляло его качеств. Весь конфликт Театра Вахтангова в том, что когда мы уже видели этот жесткий надвигающийся период, период, в котором мир вскрыл весь свой цинизм с его царем-рублем и вторичностью своей духовности, Симонов продолжал говорить о надзвездных звучаниях.Конечно, поэтический театр, о котором говорил режиссер, -- это театр и прошлого и будущего. Но даже такой театр должен быть с зубами, должен уметь защищаться. В этом непонимании, как мне кажется, и была катастрофа Евгения Рубеновича. Хотя он счастливо прожил свою прекрасную жизнь. Жил, словно... в стеклянной лучистой банке. Периодически выглядывал из нее и тут же говорил: "Не-не-не" и забирался обратно. Он мой учитель, безусловно. В этом великая для меня радость, но и печаль в этом же. Потому, что мы -его ближайшие ученики -- оказались неподготовленными к этому миру. И только благодаря кино этот циничный мир не сожрал нас. Но, наверное, когда-нибудь можно будет жить так, как жил он.
Вячеслав ШАЛЕВИЧ, народный артист России
-- Евгений Рубенович ушел из своего времени и жил В своем Пространстве, которое было озарено именами великих людей, с которыми он был знаком и голоса которых он слышал в самом себе. Мы из его высказываний узнавали тембр голоса Пастернака, Маршака. Он был знаком с детства со множеством интереснейших людей, с ними общался.Наверное, поэтический мир в самом Евгении Рубеновиче был создан и этими людьми. Он был не только Личностью, но и явлением своего времени -- это несомненно. В нем сочеталось очень много компонентов, которые на первый взгляд могли показаться дилетантскими. Ну, например, он садился к роялю, ставил пластинку. Рахманинова и его обгонял. При этом радовался, как ребенок, что рука у него работает быстрее, чем у Рахманинова. Он был озабочен тем, что его все время "поедали" рифмы. Он владел поэтическим миром, и поэтому зрительный зал до сих пор с наслаждением смотрит и слушает его поэтические спектакли. А вот когда он брался за современные вещи -- кроме, конечно, удач -- "Города на заре" и "Иркутской истории", где все-таки был лирический ход, -- то переставал что-либо понимать. Помню, он с нами делал "Тринадцатого председателя", и когда в зале раздавались аплодисменты, говорил: "Не понимаю, чего они хлопают". Не разумел.Он был автором прекрасных пьес, мастером миниатюр, искрометных остроумных эпиграмм. Он часами мог "цитировать Пушкина, Маяковского. Но в нем была не просто высочайшая образованность. В нем была собственная прекрасная душа, которая и делала его явлением. И вот только сейчас, когда его нет, это стало очень остро чувствоваться. Потому что вокруг Симонова всегда создавалась атмосфера праздника и шутки, лиризма и требовательности, незлобивости и никогда злопамятности. А чего стоят его перлы: "Здесь надо меньше работать. Надо хватать только верхний слой: буль-буль -- и все получится". И мы смеялись.Он создавал Вахтанговскую веселую приподнятую атмосферу. Помню, на репетиции он кричал: "Гениально, замечательно, хорошо". Это подстегивало. Хотелось работать.У него бывали потрясающие высказывания. Ну, например молодой артистке: "Пойди по сцене и передай..." Она (по школе), естественно, спрашивает: "А что передать-то?" -- "Ну просто передай. Передай... неведомое". Такие каламбуры мы за ним записывали. Или, например, "если б я знал, я бы ошибся", или "Надо играть так же темпераментно, как командовал Кутузов, когда ему глаз вышибли". Или в запале: "Маяковский предчувствует те рифмы, которые после войдут у Шекспира", "Я прочел всего Маяковского -- и то, что есть, и то, чего нет". Или "зажгите в себе люстру и работайте надзвездно". Все хохотали, а для меня это был высший пилотаж образного мышления. Он был удивительно наивен. Он был счастливым. Но вот в последнее время глаза стали печальными и многое в душе закрывал. Все было не так легко и просто, как нам казалось. Он очень переживал. И сейчас, кот" да мы обнаруживаем его дневники, записанные в ночи, там море одиночества (истинное качество художника) и долгие минуты раздумья.В театре Вахтангова с ним поступили, будем говорить, не совсем по-христиански. Ну партия, ну чиновники, ну азарт артистов, которые увлеклись возможностью что-то поменять в театре. Но забыли о человеческой душе. А он о ней никогда не забывал. Тем более что "политические" спектакли "Кабанчик" и "Брестский мир" (этого почему-то никто не заметил) появились еще при Симонове, и это значило, что в его деятельности уже происходил этот разворот -- к современным спектаклям. Никто не заметил...
Никита ДЖИГУРДА, артист
-- Как это громко ни прозвучит, но для меня Евгений Рубенович Симонов -- гений. И скоро это поймут многие. Да-да. Он не был святым или праведником, но думал о будущем, предвидел его и работал на него. Он проповедовал поэтический театр. Говорил нам: "Мальчишки-дурачки, я вынужден -- для того, чтобы выжить -- ставить два советских спектакля, один антисоветский и один поэтический. Но будь моя воля, создавал бы на сцене только поэзию. Ведь в этом отличие театра Вахтангова..." Я помню, как он грустно сетовал; "Ну как Мишка с Васькой не понимают, что вся эта перестроечная абракадабра скоро пройдет как... и ажиотаж вокруг политического и социального театра растворится и схлынет. Ну с чем они останутся? Со своей обидой на тех, кто отобрал у них веру в коммунизм. А может, нужно просто верить в более вечные истины? Неотбираемые? Эх, мальчишки-дурачки".И правда, где они теперь -- сценические перестроечные откровения, в то время казавшиеся верхом смелости и свободы? Где? Зато есть "Три возраста Казановы" Цветаевой -- спектакль Симонова, до сих пор идущий в Театре Вахтангова на аншлагах. Ну а сколько было бы светлых постановок за те семь лет, которые Евгений Рубенович потратил на пробивание и создание своего театра? В том, что на сцене сейчас нет этих поэтических произведений, -- и наша вина. Потому что мы могли помочь ему -- но не помогли. Поэтому я прошу прощения у Учителя за то, что, как многие его ученики и друзья, тогда не до конца понимал его. Думал, что нужнее искусство, остро отражающее сегодняшние проблемы. И что Симонов просто не до конца это осознает, пребывая в своем придуманном мире. А он осознавал. Он ведал, что творил. Но нет пророков в своем Отечестве.Семьдесят лет Евгению Рубеновичу. Почти год он не приходит к нам со своей неизменной бабочкой. Но сегодня вечером в симоновском театре (по иронии судьбы он напротив Театра Вахтангова) премьера его поэтической' пьесы "Франсуа Вийон". А впереди... Впереди -- постановки его же стихотворных драм "Смерть Павла I" и "Шекспир". Впереди... признание и вечность. Вечность, в которую вглядывался Мастер. Те, кто знал Симонова, помнят ЭТОТ его взгляд. В обыкновенном, банальном разговоре -- вдруг взгляд в неизведанное...
Мы помним вас, Учитель! И очень любим.
----------